Флешмоб о 90-х достиг невиданных масштабов. И очень многие вспоминают о том времени с нежностью и ностальгией. Оно и понятно- там где юность, там всегда хорошо. Какой бы голодной она ни была. Но у меня о 90-х остались очень тяжелые воспоминания. Те, кто читает мой журнал давно, или те, кто читал "Круглые кубики", знает, что мы с родителями и моим тогдашним мужем в середине 90-х торговали на рынке. Это был очень странный и частично страшный опыт. Я до сих пор , спустя 20 лет, помню, как коченели ноги на 20 -градусном морозе, как болели руки от баулов и как стыдно было встречать на рынке знакомых... Я писала об этом много. Но с тех пор аудитория моего журнала сильно изменилась и многие возможно не видели тех постов. Вот этот вы наверное читали недавно. Про Людвига с рынка.

А вот один из старых текстов - про Алёшу. Он грустный, не соответствующий всеобщей эйфории по поводу 90-х. Извините. Если интересно, могу как -нибудь ещё написать про 90-е. Я бы ни за какие коврижки не вернулась туда. Хотя была на 20 лет моложе и все было впереди.



*********+*******

Я, с вашего позволения, хочу немного рассказать о людях там, на рынке. О тех, кого с презрением называли "барыгами", от кого воротили нос, кого сторонились в "приличных домах". Негоже инженерам, учителям и художникам торговать. Лучше быть бедным, но гордым и жить на копеечную зарплату, а то и вообще без оной, лежать на диване, пить пиво и стенать о непризнанной гениальности. Мне очень хочется защитить этих людей, которые не от хорошей жизни впахивали по 12-16 часов в день, в мороз, в проливной дождь,на отупляющей жаре. О тех, кто ворочал неподъемные клетчатые баулы, отбивался от братвы, собирающей дань, и не надеялся ни на чью помощь.


Алёша

Алёша был очень симпатичным и совершенно "НЕ-рыночным". Казался мне тогда совсем взрослым, состоявшимся мужчиной. Алёше было лет 25. А может чуть больше. Приехал он из глубокой провинции в Москву к брату, уже "почти москвичу", и ютился с ним и его семьей в съемной однушке далеко за МКАДом. Алёша закончил очень известное военное училище. Действительно очень известное. И успел послужить. Совсем недолго. Что произошло дальше, я не знаю. Но видимо это "что-то" настолько перевернуло его представления об армии, что он даже слышать не хотел о дальнейшей службе. Объяснял, что ушел сам. Развивать с ним эту тему было невозможно. Он сразу темнел лицом и превращался в молоденького старичка. Такое удивительное свойство лицевых мышц, когда человек буквально на глазах стареет лет на 20.

Приехал Алёша в Москву без гроша в кармане в надежде найти заработок. Специальности гражданской нет, связей нет и нужно что-то жрать. Брат (бывший инженер, автор какого-то изобретения) попал под сокращение, устроиться в приличное место не смог, посему крутил баранку в каком-то РЭУ и, мягко говоря, не барствовал. Приняли решение торговать. Брат уволился, сложили все, что было и впервые приобрели товар. Торговали они кожей. Сами ездили в Польшу, привозили товар и на неделе стояли на одном московском рынке, а в выходные - на подмосковном. 7 дней в неделю.

Алёша мечтал поступить в иняз и стать переводчиком. У него с собой всегда был знаменитый учебник Бонк. Треть своей выручки тратил на покупку каких-то бесконечных пособий по деловому английскому, по грамматике, рыскал по букинистическим в поисках словарей. Читал он каждую свободную минуту. Сидя, стоя, притулившись около прилавка, где придется. Я немного ему помогала. Мы учились читать транскрипцию, разбирали порядок слов в предложении, изучали страшного зверя по имени герундий.



Учился он остервенело. Порой себе в ущерб. Однажды, зачитавшись, Алеша просмотрел мошенников, которые купили у него несколько курток сразу, на перепродажу, подсунув в толстой пачке денег "куклы". Он показал им товар, они долго мерили-советовались, а он в какой-то момент отвлекся на перевод текста, и когда пришла пора расплачиваться, не глядя, принял деньги у улыбчивой женщины и пожелал им счастливого пути. Когда пересчитал деньги , было поздно. Слух о горе-торговце пошёл по рядам. Над Алёшей откровенно подтрунивали, а он только смеялся. " Ну нет у меня деловой жилки, что ж поделаешь! Вон, Анька тоже тот еще торгаш. Стоит с учебником философии средних веков в обнимку. Клиентов распугивает. Мы с ней -парочка... Вон, еще Антон Афанасьич в нашу компанию подходит. Тоже продавец от бога"

Антон Афанасьевич - это отдельная история. Специалист по славянской филологии, торгующий турецким барахлом. Отдельно расскажу. Собственно, из-за Антона Афанасьевича все и произошло. Уж больно вид у него был интеллигентный.

Да, так вот, Алёша. Раз в две-три недели они ездили в Польшу. Ездили по двое - брат с женой, или он сам с братом. Кто-то один всегда оставался "на точке". Собирались туда, как на войну. На всякий случай со всеми прощались -чёрт его знает, как там дело пойдет. Битком набитый челноками автобус в ночи на безлюдной трассе -это дело такое. Но как-то все обходилось. Приезжали всегда довольные, с сумками, заполненными кожей, и с новыми силами становились за прилавок.

Как-то раз после очередной поездки брат пришёл на рынок один. Молча, ни на кого не глядя, разложил товар и уткнулся в новый детектив Марининой. Редкие покупатели его, казалось, совершенно не интересовали. На вопросы, где Алёша, или не отвечал вообще или бурчал, мол, приболел. Не было и Антона Афанасьевича, у которого, как мы знали, было "боевое крещение". Его впервые взяли с собой в Польшу. До этого он приобретал товар у каких-то оптовиков в Луже и продавал под Москвой.

Народ на рынке любопытный, до чужих дел ушлый. Когда покупателей нет, стоять дико скучно. А зимой еще и холодно. Когда изо дня в день видишь одни и те же лица, они становятся тебе родными. Уже знаешь, что у Петровны дочка в этом году 9 классов окончила и в техникум собирается, а Лыкарин с четвертого ряда "девятку" свою разбил, когда со склада выезжал, а на северном выходе вчера карманники появились и у Сашки-лысого вытрясли кошелек со всей выручкой. Свой микрокосмос. А тут такое дело...Алёши нет, и брат молчит.

Ближе к обеду появился бледный Антон Афанасьевич с кругами под глазами и трясущимися руками. Подошёл к прилавку:

-Вить, из-за меня это все! Меня он защищал. Они ж, нелюди, до меня докопались, а Алёшка полез.

Витя, полноватый, уже слегка лысеющий мужчина в застиранной бежевой куртке и настоящих унтах, которыми он очень гордился (привез с севера в незапамятные времена, когда инженерствовал), только рукой махнул и как-то совершенно беззащитно, по-бабьи, всхлипнул.

-Иди , Антон Афанасьевич. Чего уж...

Мы, соседи, стояли притихшие, и боялись спросить... Наконец Танька - разбитная украинская хохотушка, торгующая "резиновыми" черными джинсами и кормившая нас настоящими беляшами, шёпотом спросила:

-Вить, живой?

-Живой. Бонк его спас.

Больше он в тот день ничего не сказал. Вдруг собрался, покидал в багажник весь товар и уехал, не попрощавшись.

Позже мы узнали, что же произошло. Алёша впервые поехал один, без напарника, и впервые взял с собой навязавшегося Антона Афанасьевича.

Хлипкий, узкоплечий человек с бородкой клинышком и седыми аккуратными бакенбардами, он буквально провоцировал агрессию.

Вот этими вот своими очёчками, меховой стеганой жилеткой, которую он надевал поверх куртки, томиками Фёдора Сологуба и Валерия Брюсова, которые читал, когда не было покупателей... Как-то сборщик дани с гоготом выбил у него из рук книгу. Кажется, на тот момент это был Ходасевич...

Он буквально притягивал негатив и агрессивные выпады. Старенькой шариковой ручкой, заклеенной в середине обычной синей изолентой. Супчиком в термосе, который каждый раз давала ему с собой жена. Раздражал, бесил. Потому что дико не вписывался в грязноватый рыночный антураж, потому что был выпукло, вызывающе интеллигентен. Такими изображали " интеллигентишек" на агитационных плакатах 20-х годов.

Антон Афанасьевич вынужден был стоять на рынке.По-другому было просто не выжить

Очень тяжело болела мама. А в больницу просили приходить со своими бинтами, клеёнками, шприцами и ампулами. А на кафедре платили столько, что хватало ровно на два похода в аптеку. Короче, обычная жизнь.

Они налетели на автобус с челноками в четыре утра. В непролазной тьме дорогу перегородила иномарка. Вторая подъехала сзади. Влетели в автобус. Один аккуратно зафиксировал водилу, четверо рассыпались по салону. Привыкшие ко всему торговцы понуро начали выворачивать карманы.

Антон Афанасьевич, прикорнувший в тепле, спросонья не понял, что происходит. А поняв, заголосил, мол, "Ребята, да побойтесь бога! Да сейчас милиция приедет. Да как вы смеете! Да будьте же людьми, здесь же женщины. Да что же вы за нелюди!"

Такие слова из уст вшивого интеллигентишки - это прямо-таки плевок в настоящую пацанскую душу. И один "бычок" аккуратненько так приподнял Афанасьевича над сидением с целью привести в чувство раз и навсегда.

В руке у него что-то сверкнуло. "Что-то" могло быть чем угодно, но Афанасьевич предположил, что это оружие. Никто, естественно, не вступился. И тут сидевший рядом Алёша, отшвырнув хлипкого филолога, кинулся на "быка".

Из оружия у Алёши был с собой только незабвенный учебник Бонк, который он традиционно читал на сон грядущий ("я всегда читаю новые слова на ночь. Несколько раз вечером и еще раз прямо перед сном. Утром проснулся - и все помнишь!" ), и который спас ему жизнь. Нож лишь слегка зацепил мягкие ткани. Крови было много, но опасности для жизни не было...

О том, как "братки" спешно уходили ( не рассчитывали на жертвы видимо), как везли окровавленного Алёшу до ближайшей больницы, как скидывались из оставшихся неотобранных средств "на благодарность" доктору, можно написать еще столько же.

На вопрос о том, как ему пришло в голову, будучи безоружным, лезть на здоровенного вооруженного бандита, сказал позже: "Вспомнил, что я все же офицер. Рыночный офицер... Нонсенс конечно. Торгаш по собственному желанию."

Через три недели Алёша как ни в чем не бывало стоял на рынке. В руках у него был все тот же Бонк. Только уже второй том. А Антон Афанасьевич с тех пор привозил с собой два термоса. Жена собирала обед не только своему незадачливому кормильцу, но и его спасителю.
***

Это только один сюжет. Там, на рынке, происходило столько всего, что впору романы писать. И да, я с огромным уважением отношусь к этим людям. Если будет интересно, расскажу как-нибудь еще.